Полет Жирафа - Страница 4

глядя, как другой пунктир
врезался во Внешность.
И исчезли без следа
бледность и недужность.
Что случилось, господа?
Не узнать Наружность.
Неприятные для глаз
вялость и небрежность
оказались в самый раз —
подменили Внешность!
Загляденье для души,
лёгкость и воздушность, —
до чего же хороши
Внешность и Наружность!
Две подружки, две сестры,
две берёзки в поле…
Это всё видней с горы,
а с луны — тем боле.

Песчинка и гора

I.

Жила-была песчинка под горой,
трудилась добросовестно и честно.
Жила-была песчинка под горой,
совсем немного занимала места.
Жила-была песчинка под горой
и ничего другого не желала.
Она стояла за гору горой,
все силы ей, всю душу отдавала.
И где теперь песчинка? Вот вопрос,
который надо рассмотреть всерьёз,
чтоб на него ответить без заминки.
А у горы, наверное, склероз:
ну, где ей помнить верную песчинку!

2.

Жила-была песчинка на горе.
Какая сила, красота и смелость!
Жила-была песчинка на горе
и снизу очень хорошо смотрелась.
Жила-была песчинка на горе,
и вся гора вокруг неё вертелась.
Жила-была песчинка на горе.
Жила, была… И вдруг куда-то делась.
Куда она девалась? Вот вопрос!
Наверно, ветер дунул и унёс, —
такое нам не в редкость, не в новинку.
А у горы — ликующий склероз:
какое счастье — позабыть песчинку!

Слово

А слава — дым,
а слово — дом,
и в этом доме я живу.
Под вечер за моим окном
садится солнце на траву,
а утром, выспавшись, встаёт
и отправляется в полет —
вокруг столиц и деревень,
с весёлой тучкой набекрень.

Приходят Прежде и Потом,
в мою стучатся дверь,
интересуясь, где живёт
прекрасная Теперь.
А я на это: вот так да!
А лучше: вот те на!
Да где ж ей жить ещё, когда
Теперь — моя жена.

Я приглашаю в дом гостей,
прошу испить вина.
И входит в комнату Теперь,
садится у окна.
Я Прежде знаю с давних пор,
мы даже с ним на ты.
И потянулся разговор
до самой темноты.
И ночь стояла у окна,
вздыхая о былом…
Но где Теперь, моя жена?
Она ушла с Потом.

Как много у меня потерь!
И вот — ещё одна.
Ушла она, моя Теперь,
неверная жена.
Ушла, покинула мой дом,
а я кричал: «Вернись!»

Проснулось солнце за окном
и устремилось ввысь,
и на пути его крутом
кружилась голова…
Но слава — дым,
а слово — дом.
Слова, слова, слова…

И просыпалась жизнь вокруг,
как водится, с утра.
И Прежде, мимолётный друг,
промолвил: «Нам пора».
И я поднялся, чтоб идти,
но отворилась дверь,
и встала на моем пути
прекрасная Теперь.
Другая, новая Теперь,
она вошла в мой дом.
И другу я сказал: «Иди.
Я как-нибудь потом».

Памятник

Смеялось море и грустило,
а там, на самой глубине,
скала гранитная застыла —
посмертный памятник волне.
И как же было сохранить ей,
в смятенье вод продлить себя?
Но продолжается в граните
её короткая судьба.
Её упрямая беспечность,
её неистовый каприз…
Гранит холодный — это вечность,
порыв мгновенный — это жизнь.
Какая быль! Какая небыль!
Какая огненная стать!
Волна себя взрывает в небо,
но ей до неба не достать.
Оно не встретит, не полюбит,
не приголубит в вышине…
И только там, в смертельной глуби,
бессмертный памятник волне.

Туман над городом

Встал над городом туман,
помолился Богу:
«Не введи меня в обман,
укажи дорогу.
Что-то вдруг произошло
в мире, очевидно:
всё вокруг заволокло,
ничего не видно».

Бог решил: куда ни шло!
И помог туману.
Всё вокруг разволокло,
видно, как с экрана.
Солнышко насквозь небес
разметало хмури,
и — с туманом или без —
всё вполне в ажуре.

Но из недр небытия
вопль истошный брызжет:
«Господи? А где же я?
Я ж себя не вижу?»

Бог на это с ВЫСОТЫ:
«Не рядись со мною.
Делай выбор: либо ты,
либо остальное.
Меньше думай о себе,
вот твоя задача».
И в ответ небытие
разразилось плачем.

* * *

Вылетали из памяти вместе:
город, улица, речка и сад.
Ни привета от них, ни известий,
ни надежды вернуться назад.

Голоса и знакомые лица,
и пожатия дружеских рук, —