Отошло начало от причала,
потихоньку движется к концу.
Но конец началу не к лицу.
Разве нет у нас других маршрутов?
Шёл по улице кирпич, кланялся знакомым
и всё дальше уходил от родного дома,
от родных кирпичных стен, отчего порога…
До чего ж ты хороша, дальняя дорога!
Крыша поехала в гости к забору,
в дом её лазили все без разбору.
Крыша вернулась и горько рыдает:
«Господи, клёпок опять не хватает!»
То ли в шутку, то ль всерьёз, в щёчку или в ручку
целовал утес взасос голубую тучку.
И теперь она о нём слезы проливает,
а утесу хоть бы что, говорит: «Бывает!»
Тычешься, тычешься вечно куда-то,
не утихает тыканья зуд, —
но если длинный ты и горбатый,
как доказать, что ты не верблюд?
Даётся немало полезных советов,
как сбрасывать вес и годами поститься.
Задача нехитрая — сесть на диету,
но как похудеть, чтоб на ней поместиться?
Ремень не в силах разгадать:
ну почему так в жизни водится?
В семье достаток, благодать,
а у него концы не сходятся.
Хотя у зайца мал авторитет,
но у него свои приоритеты:
медведем едешь — покупай билет,
коровой едешь — покупай билет,
лягушкой едешь — покупай билет…
И только зайцем едешь без билета.
Встретились селёдочка с огурцом солёным,
поклялись они в любви, преданной и вечной,
но на свадебном столе не везло влюбленным…
Ненадёжное оно — счастье с первым встречным.
Всем хорош вареничек, но ему не видно,
что там у него внутри: фарш или повидло?
Чтоб узнать наверняка, каков он на деле,
надо, чтоб вареничек непременно съели.
У зеркала нет своего отражения,
с ним было бы в жизни намного труднее:
оно б не имело того уважения,
какое имеет, его не имея.
Он был не гений, не герой — и это жаль, —
поскольку был он при дворе — и в этом соль, —
не только больше роялист, чем сам король,
но даже больше роялист, чем сам рояль.
Мораль голуба, а реальность груба,
не всякий рецепт для неё пригодится.
Ну, выдавишь ты из себя раба,
а как потом без него обходиться?
Дела шьются быстро, надежды малы,
уже вспоминаются грозные были, —
и храбрый портной бежит впереди иглы,
опасаясь, как бы его не пришили.
И смелые порой живут с оглядкой,
трусливым уступая торжество:
они хотя и робкого десятка,
но всем десятком прут на одного.
Французский король объявил голодовку, народ известив, как король и мужчина, что в рот не возьмёт ни салат, ни перловку, пока не прикажут убрать гильотину.
Жизнь — женщина, смерть — женщина
и женщина — судьба,
бесполое их опекает время.
Как человеку жить в таком гареме?
О чём тут говорить! Ему труба.
Дождались счастливого момента,
распахнули щедрые сердца.
Слушают себя аплодисменты,
позабыв и песню, и певца.
Кончен путь от причала к причалу,
но звенит и звенит бубенец.
Полюбило серёдку начало,
а конец уволок под венец.