И что это за профессия такая — людей топить? И зарплата за это хорошая, и боевые, и трудовые награды.
Так и проработала до пенсии. И на пенсии ещё пожила.
Зашивали её при большом стечении народа, лежала она на глазах у народа в форменных штанах, при всех регалиях, играл военный оркестр, а её зашивали, зашивали, пока не зашили совсем. Только шов от неё остался. Каждый должен оставить в жизни какой-то след, иначе наша жизнь не имеет смысла.
Некая Актиния, весьма аппетитная бабёнка, и не только в смысле внешних данных, но и внутренней потребности чего-нибудь пожевать, имела привычку разевать рот даже тогда, когда он у неё ещё не прорезался (обычное явление у актиний).
Тычется красотка лакомым кусочком туда, где у неё по внутреннему ощущению должен быть её симпатичный ротик, а ротик отсутствует, сплошная целинная гладь. Тут бы крикнуть что-то подходящее случаю, но чем кричать? Может, оно так специально устроено, чтоб, когда нет возможности чего-то пожрать, и покричать не было возможности?
Ну, ладно. Приходит с работы муж (стандартное начало для анекдота), мужа встречает его цыпочка, но он проходит прямо на кухню, лезет в кастрюлю немытым щупальцем, подносит кусок ко рту, но рта на месте не оказывается. Тут, естественно, все претензии жене: не то сварила, даже не знаешь, куда совать, но чем высказать претензии? Жена пытается оправдаться, но чем оправдываться?
И в такой напряжённой ситуации из ванной выходит незнакомый мужчина. Из ванной гость хуже татарина, но это не татарин и вообще не гость, а черт знает кто, какой-то посторонний. Мужу от удивления разинуть бы рот, но разевать нечего. Мужчина от смущения улыбается во весь рот (дурацкая, должно быть, улыбка), но рта не видно, и улыбки не видно. А жена начинает что-то доказывать с пеной у рта, а поскольку рта нет, то с пеной совсем у другого места.
А если б они все трое раскрыли рты? Это ж какой бы получился скандал! А так всё обошлось тихо, мирно, без оскорблений и сквернословия.
От этого рта, между прочим, одни неприятности. То ешь лишнее, то говоришь лишнее. То тебе вообще не дают рта раскрыть. Лучше б он вообще не прорезался.
Млекопитающие появились во времена пресмыкающихся. Вышли из этого народа, поскольку другого народа не было.
Во главе народа стояли динозавры, самое высокое начальство за все предшествующие и последующие времена. Его высокое положение позволяло ему вообще никого на земле не замечать, даже тех, кого оно глотало, и это было самое обидное. Ты проглоти, проглоти, но перед этим с ним посиди, поговори о жизни, порасспрашивай, как жена, как детки, а потом уже глотай, никто же против этого не возражает.
Но были и такие, что возражали. Настоящие мужчины. Они ещё пресмыкались, но уже с элементами сопротивления: терлись животами о землю, выбирая самые загаженные, самые занавоженные места и доводя себя до такой степени омерзения, что их было противно взять в рот. (Пассивный метод сопротивления).
Начальству противно, а жене не противно? Он же в таком виде является домой, что у жены перегорает молоко, нерожденные дети боятся на свет появиться. А потом, уже в постели, куда он заваливается с немытыми ногами, принимается рассказывать, как его принимал динозавр, как от него ехал в Ригу (самого города тогда ещё не было). Хорошо посидели, а динозавр даже полежал в обмороке.
Герой занюханный. Забыл, как его глотали и в последний момент выплевывали, да так далеко, что он только через год возвращался, да и то не в свою, а в чужую семью.
Не понимает жена, что жизнь есть борьба. И пресмыкание — один из видов борьбы (пассивный способ сопротивления). Она считает, что замужество — это когда выходят за мужество, но если бы все дожидались мужества, половина осталась бы в девках. По нынешним временам сойдет и заневежество, заубожество, заничтожество. Когда живёшь среди динозавров, главное мужество — чтоб тебя было противно взять в рот.
Жил один сапожник. Хороший человек и мастер хороший, но слепой.
И это ничуть ему не мешало, у слепого человека зрячий весь организм, и свою работу он видит так, как её не всегда зрячий увидит.
И вот приходит к нему женщина, красивая, молодая. И заказывает модельные туфли. Сапожник наощупь снимает мерку и — можете себе представить — наощупь влюбляется. Причем что интересно: щупает только ступню, а влюбляется в целую женщину.
Приходит клиентка за туфлями, а он выносит две пары. И денег не берёт. Это он так неотрывно думал о женщине, что сам не заметил, сколько сшил.
Мужу клиентки понравилась такая работа. Ты, говорит, ещё ботинки модельные закажи. Умный был человек, всё на лету схватывал, ничего мимо не пролетало. Даже в тюрьме сидел пару раз за свою смекалку.
Приходит женщина к сапожнику с новым заказом. Тот обрадовался, кинулся мерку снимать. И теперь уже щупает не только ступню, но и щиколотку. А щиколотка такая, что прямо никаких сил.
Три пары сшил, хотя ботинки более трудоёмкая работа. И денег не взял. Любовь и деньги вещи несовместимые, хотя некоторые пытаются их совместить.
Муж говорит: будем открывать магазин. Только надо сапоги заказать, сейчас сапоги больше по сезону.
Когда сапожник снимал мерку на сапоги, дважды терял сознание, может, оттого, что не спал ночами, а скорее от любви. Любовь и сознание тоже не совместимы. Сапоги у него вылетали, как тапочки на конвейере.